"Десертная" повесть

(Таня Наугольф (Юна) «Габриэла – любимая Богом»)

И тогда я подумала: "А не попробовать ли мне кусочек пирога, что испекла Жозефина»?  

 А может, даже и не она! Сейчас важно не это. Повесть действительно хороша на десерт: читается легко и просто, проглатывается маленькими кусочками, на которые аккуратно ее порезала автор. И вот я начала читать и представлять, как бы написали о том же самом другие известные мне, но не очень пока еще популярные писатели.

Александр Бреусенко-Кузнецов – автор романов «Мертвые душат» и «Мертвые пляшут» - возможно,  на этом материале написал бы произведение в несколько раз больше по объему, например, роман на 30 авторских листов под заголовком «Мертвые поют». Ведь Ольга Любимова, будучи погибшей, продолжает давать сольные концерты.

Ольга Романовская – любительница «выписывать» любовные драмы. Ей нравится читать словари символов и другую подобную литературу. Есть у нее повесть «Песочные часы». Ну, а эта называлась бы «Обратный ход часов актрисы». И был бы это не роман, а длинная-длинная повесть листов этак на 18, с подробными диалогами, конечно же.

У Эвелины Баштан есть уже повесть «Хрустальный сад». В ней герой «заточен» в клетку своих иллюзий, и сделана эта клетка из горного хрусталя, полученного искусственным способом. Конечно же, это пока еще мои домыслы. И все же... А в повести «Габриэла – любимая Богом» тоже есть одна очень значимая «безделушка» - рыбка из горного хрусталя. Так что Эвелина дала бы этой повести такое название (чего уж здесь мудрить?): «Рыбка из горного хрусталя». Так же, как ее герой из «Хрустального сада», Оля-младшая (внучка певицы) начала бы учиться создавать иллюзии у курьера «небесной канцелярии» Александрова. Впрочем, уже один «урок» прошел успешно: девочка придремала у моря с той самой рыбкой в руках и ей уже что-то чудилось.

Дмитрий Федорович – автор романа фэнтези «Раздрадраблен». Но здесь будет главным не это. Он пишет отличные стихи и берет в руки гитару. Так что в его романе «Разлюлюблен»  курьер Александров подсел бы к аккомпанирующей на фортепьяно Ольге Любимовой (не важно, что она погибла), и запел бы:

Mon dieu! Почему? Почему так вот несправедливо

Наметил разлуку нам немилосердный Творец?

Я так вас люблю! Ну, а вы так чертовски красивы...

Горит голова... И... хоть сразу готов под венец!

И так далее... И тому подобное...

Дочитав повесть, я уже не сомневалась в выборе десерта: им действительно стал торт «Наполеон», по причине «старорежимного» названия получивший новое – «Мечта адмирала».  Его выпекают в кондитерской-булочной Габриэлы Пажри в Марселе и его же когда-то так любили в семье советской артистки филармонии  Ольги Любимовой. Когда она была жива... Отменно будет готовить этот торт подруга Ольги и ее дублер в самой главной роли – роли жены любимого Толика – Елена прекрасная. А рецепт этого торта на пожелтевшей бумаге в одной из книг домашней библиотеки найдет внучка и тезка артистки – Лёля.

Трудно представить, что Ольга и Габриэла - одна и та же женщина. Потому что трудно осознать, что не стало сладкоголосого соловья, так любимого публикой. Соловей заточен в клетку. Но это вовсе не насильственное, а добровольное заточение. Почему? Да потому, что был у певицы выбор: вернуться на землю или остаться «там»? Она выбрала последнее, иначе «платить по счетам» пришлось бы ее членам семьи.

«Десертная» повесть очень короткая. Но она вместила в себя жизнь нескольких поколений людей: от зрелой, но далеко не старой Ольги Любимовой до ее правнуков. И потому в этом стремительном переворачивании временных пластов иногда возникало ощущение, что читаю подробный синопсис захватывающего романа.  Но потом я поняла: это – творческая задумка автора. Она хотела показать время не в глубоком срезе, где можно долго ковырять вилкой и пробовать, пробовать, пробовать...

Автор набросила почти невидимую шаль-паутинку, связанную из обрывков разговоров и мыслей героев, на этот отрезок времени именно сверху и наблюдала за происходящим внизу.  Вот, например, всего лишь «кусочек» телефонного разговора Габриэлы и курьера «небесной канцелярии» Александрова: «... А господин де Марше просил передать, что со временем старые бредни становятся мудростью, а небылицы, довольно небрежно сплетенные, порождают большие-пребольшие истины». И этот «кусочек» искусно вплетается в общую канву.

А это рассуждение о силе информации:

«Она может казнить и миловать, осыпать золотом или забирать последнее. Мы находимся в мощных ее потоках, которые, подобно рекам, текут в своих руслах, сливаются и расходятся под землею, и таят нешуточные секреты. Эти «водоемы» и «акватории» пополняются ливнями, зарождающимися в информационных сферах и проливающимися на всех и вся. Они бывают чистыми и полезными, бывает – наоборот...»  Рассуждение возникло в повести в связи с тем, что Оля-младшая преподает в техническом лицее.

Нити шали-паутинки сплетаются в кружево, которое нарисовал в своем воображении автор.

Каждый человек воспринимает окружающее по-своему. Кому-то кажется оно жестоким и несправедливым, а кому-то – таинственным и непостижимым. А что говорить тогда о мире, который укладывается в рамки всего одного произведения? То, что откроется он читателям по-разному, это бесспорно. Как и бесспорно то, что этот мир есть. Правда, он тонкий, почти неосязаемый, как шаль-паутинка на плечах...